Уральская матрица - Страница 5

Доступ к книге ограничен фрагменом по требованию правообладателя.

Но в XVI веке вогулы были ещё сильны. К тому же их подпитывало Сибирское ханство, не желавшее сдавать русским пушные месторождения Сибири. Вогулы и татары переходили Урал и обрушивались на русские селения. Русские крепости Урала сражались с врагом в одиночку. Когда изнемогающий Соликамск попросил поддержки у Ивана Грозного, Грозный прислал на Урал икону. Одолеть силы татар и уральских инородцев оказалось по плечу только Ермаку.

Можно было драться с уральцами, можно было торговать, можно было жить в мире — всё равно «уральская матрица» поглощала пришельцев и пронизывала, как радиация. И свидетельством тому — гора Полюд в междуречье Колвы и Вишеры. По преданию, на вершине этой горы жил богатырь Полюд, который охранял Чердынь. Если по Вишере на Чердынь шли вогулы, Полюд зажигал сполох. Полюд стал первым из недлинного ряда героев уральской «эпохи титанов». И все предания говорят о том, что Полюд не погиб, а окаменел или ушёл в недра, в пещеры. Образ Полюда ещё не обрёл сугубо уральских черт; Полюд ближе к Святогору, чем к Ермаку. Но, погружаясь в хтонические глубины конкретного Урала, Полюд оказывался связующим звеном между русской и уральской «культурными матрицами». Русские врастали в Урал — а Урал врастал в русских.

В XVII веке «очаг возгорания» с северного Урала переместился на южный. В 1557 году Башкирия вошла в состав Русского государства. А спустя век башкиры поняли, что лично для них в этом ничего хорошего нет. И началась полоса башкирских войн за независимость. 1662–1664 годы: война под руководством Сеита Садиира. Садиир поднял башкир под зелёное знамя независимого мусульманского государства в пределах бывшего Казанского и Сибирского ханств. 1681–1683 годы: война «Кучумовичей» — внуков хана Кучума Кучука и Абугая. Цель: независимость. 1704–1728 годы: война «Святого Султана». Башкиры осаждали Уфу, Казань и Астрахань, завели сношения с исламистами Кавказа, Крыма и Константинополя. Цель: независимость. 1734–1740 годы: война проповедника Каракасана. Цель: независимость. 1754–1756 года: война Батырши Алеева. Цель: независимость.

Наконец, в 1773–1775 годах — в общей буре пугачёвщины — башкирское течение Салавата Юлаева. В 1993 году, на пике пост-советского сепаратизма, в городке Малояз в Башкирии Салавату отгрохали пятиэтажный музей-мавзолей из мрамора и с куполом. Это — память не о пугачёвском атамане, вроде Хлопуши или Чики-Зарубина; это память о герое, боровшемся за национальную государственность. Мало кто помнит, что Салават сражался с русскими и после пленения Пугачёва, а Екатерина не казнила Салавата, как других атаманов бунтовщиков, — потому что Салават не имел ничего против Екатерины. Он хотел независимости Башкирии, а в России для правителя политический враг — всегда нечто менее опасное, чем враг личный.

Конечно, бунтующие башкиры убивали русских, сжигали города и заводы. Конечно, русские войска, подавляя восстания, зверствовали (давя Каракасана, русские солдаты сожгли и вырезали почти семьсот башкирских деревень). Конечно, противоборствующие стороны принадлежали к разным конфессиям. Но никогда эти войны не носили религиозного характера. На Урале башкиры бились с русскими, но не мусульмане с христианами. Почему?

На Урале христиане не дрались с мусульманами за богов именно потому, что подсознание у них было общее — языческое. Здесь им делить было нечего. Присмотревшись, это язычество мы видим и сейчас. Оно глядит на нас даже из глазниц христианских святых, даже из глаз Иисуса — пермской деревянной скульптуры, идолов Христа.

Язычество Урала — оно не только в местных преданиях. Предания — лишь верхний пласт, картинки. А язычество переформатировало взаимоотношения человека с миром. Это видно даже по структуре уральского города-завода (тип селения всегда отражает понимание вселенной). На Урале заводчики селили работников не потому, что работникам здесь хорошо было жить, а потому, что здесь было удобно производить металл. Линия реки пересекалась линией плотины — получался христианский крест. В самой его сердцевине, под плотиной, стоял завод. В символическом смысле завод — это намертво завязанный узел всех четырёх стихий, необходимых для выплавки металла: воды, воздуха, земли и огня. А крест — символ жертвы. И получалось, что на Урале, где селения строили не для людей, а для железа и меди, люди приносились в жертву языческим стихиям. Это не библейское языческое поклонение золотому тельцу. Это уральское языческое поклонение железу. И саму возможность поклонения кому-то, кроме бога или золота, русские на Урале переняли от язычников.

Квинтэссенцией язычества стал знаменитый идол Золотая Баба. Гонялись за ней, конечно, из-за золота, но для язычников золото было символом солнца и огня, а вовсе не богатства. Никому не известно, что какой была Золотая Баба. Первые упоминания о ней восходят веку к десятому, а последние — к восемнадцатому. Уральцы уносили своего идола всё дальше и дальше от алчных охотников. Любой чужак, увидевший святыню, был обречён на смерть. В XVIII веке миссионер Григорий Новицкий подкараулил её у вогулов где-то на реке Конде. Новицкий успел переслать письмо, что вот-вот он заполучит идолицу — и всё. Ни слуха от него, ни следа. Золотая Баба осталась недоступной, осталась мистической невестой другого ключевого персонажа уральской ментальности: Мастера. Мастер и вытеснил Золотую Бабу «в подсознание» народа.

Страшная и опасная Золотая Баба вернулась в актуальность в образе Бабы Яги. Русский фольклор сложился к XV веку, то есть, ко времени колонизации русскими Урала. И на Урале русские столкнулись с местной обрядовой практикой. Уральцы устраивали свои святилища на тайных полянах в глухом лесу. Поляну огораживал частокол, на котором вывешивали черепа животных, принесённых в жертву. Посреди поляны стоял священный амбарчик — маленькая избушка. Он назывался «сомъях», а по-русски — чамья. Его водружали на стволы подрубленных деревьев, чтобы не забрались дикие звери. В амбарчике не было ни окон, ни дверей — зачем они нужны? Внутри лежала резная деревянная кукла — «иттарма». В неё вселялся дух умершего. Кукла была одета в национальную одежду — в ягу, например. И если к образу этого святилища добавить предания о Золотой Бабе, несущей русским смерть («тьфу-тьфу-тьфу, русским духом пахнет!»), то получится Баба Яга. Золотая Баба — кукла в яге, живущая в глухом лесу в избушке на курьих ножках. На Урале тип древнего святилища, утратив тайный смысл, сохранился в виде охотничьей заимки. Такая заимка стоит, к примеру, в «Хохловке». А Баба Яга — всё-таки совсем русский персонаж — обрела двойника: бабку Синюшку из сказа Бажова. Поскольку сказ повествует об искателях самоцветов, Синюшка сидит не в чамье, а в колодце — точнее, в затопленной грунтовыми водами «чудской копи». А «копь» — это древняя шахта, в том числе и для добычи самоцветов. Копями изрыт весь Урал. Только под домами Перми несколько сотен медных копей.