Уральская матрица - Страница 3

Доступ к книге ограничен фрагменом по требованию правообладателя.

В северной Сибири нет ни полей, ни степей. Одни леса да болота. Но именно здесь при Иване Грозном в последний раз сцепились в схватке Русь и Орда, мир пашен и мир пастбищ. Они делили последний «ничейный» ресурс — пушнину. «Мягкая рухлядь» была одной из главных валют эпохи. Из Сибири меха утекали в Европу, где конвертировались в золото конкистадоров. Кто и как повезёт пушнину королям Атлантики? Бухарские ханы будут отсылать караваны верблюдов или московские цари — санные обозы?

В борьбе за пушнину Грозный не полагался на уральских воевод — ленивы, трусливы… Грозный сделал ставку на солепромышленников Строгановых. Грозный подарил Строгановым гигантские земли по Каме. А Строгановы подмяли под себя важнейший перекрёсток речных дорог Урала — устье реки Чусовой, и перехватили пушной торг. Отряды Кучума преодолевали невысокий Урал и громили крепости конкурентов. Грозный же истрепал всё своё войско в бесплодной войне с Ливонией и Строгановым мог помочь только вольностями. И Строгановы — «взяв суверенитета столько, сколько смогли проглотить» — сами решили «проблему Сибири». Они призвали с Волги вольных казаков атамана Ермака.

Ермак был разбойником. Строгановы пообещали ему наживу — лишь бы он разгромил Искер. Ермак перешёл Урал и разгромил Искер. Но не вернулся к Строгановым за платой, а остался в Сибири и послал посольство Ивану Грозному — «подарил» Сибирь царю. Вольный разбойник вдруг стал принимать «шерть» — присягу от местных князьков. На кой чёрт она разбойнику? Или разбойник вдруг сделался «государственником»? История не даёт ответа. Она очистила образ Ермака от подробностей, чтобы явить народу эталон в его законченном виде. Но кое-что про Ермака можно понять и домыслить, зная об «уральской матрице».

Что-то случилось с Ермаком, с его душой, пока он пересекал Урал. Не «выход в астрал», как у эзотериков с горы Шаманки, а преображение. Дружине Ермака было не до астрала, не до медитаций: казаки прорывались в Сибирь с боем. Жестоко дрались с татарами у Берёзовского и Караульного яров, у Бабасанских юрт. Штурмом брали Тарханный городок, Епанчин и Карачин городки, город Чинги-Туру (нынешнюю Тюмень). И вот на одном из привалов меж казаками началась ссора. Ведь казаки и были казаками, а не суровыми древнерусскими богатырями, что стерегут покой родной земли на половецких курганах. Яростный атаман Иван Кольцо стремился к главной сокровищнице Сибири — к Искеру. Осторожный атаман Никита Пан предлагал вернуться: поживились уже довольно. А Ермак молчал.

Без сомнения, он уже принял решение: идти на Искер. Если бы он принял решение отступить, то присоединился бы к Никите Пану. Но вот с решением идти на Искер он не мог присоединиться к Ивану Кольцо. И потому молчал, не вмешивался в ссору. Атаманы чуть не изрубили друг друга. «Казачье сидение» продолжалось 40 дней. И всё: впереди замерцал скорый ледостав, а значит, что вернуться за Урал дружина не успеет. Надо идти на татарскую столицу. «Либо в тёплую избу, либо в мёрзлую землю», — как в декабре 1918 года говорили красногвардейцы, в седьмой раз штурмуя завод Кын. Своим молчанием Ермак добился, что казаки двинулись на Искер по собственной воле. Двинулись, преодолев искушение бегством, искушение спасением. Так поступить мог лишь тот, кто для себя уже сделал выбор и знал: такой выбор нельзя навязывать, люди должны делать его самостоятельно, лишь от себя самих. Кто уже был преображён и потому понимал, как это происходит.

В лице Ермака Европа встретилась с Азией, и эта встреча преобразила Ермака. Не было больше рвача и разбойника. Не было наёмника. Был человек, переросший собственную шкуру. Человек, которого от статуса народного героя отделял только пока не совершённый подвиг. Но и подвиг ждал не за горами. Разбойник и наёмник, перейдя Урал, преобразился. И в долгой, безнадёжной, кровавой и великой обороне Искера родился герой последних русских былин.

Урал и сам преображает себя. Ермак первым увидел Сибирь, словно Данила-мастер — Каменный цветок. И, как Данила-мастер, Ермак обрёл небывалый дар: превратился в демиурга. Подарив Ивану Грозному вторую половину его державы, Ермак преобразил Урал. До Ермака Урал был окраиной, границей — то есть, пределом русских владений. А через полвека после Ермака русские землепроходцы уже стояли на берегу Тихого океана.

Применительно к временам Ивана Грозного мы говорим «Русь». Это 1580-ые годы. А в 1612 году поляков изгоняли уже из России. Что было такого в истории нашего государства между Грозным-Годуновым и Мининым-Пожарским, отчего Русь преобразилась в Россию? Убийство царевича Дмитрия? Появление Лжедмитриев? Позорная возня Семибоярщины? Это события не могли сделать Русь Россией. Россией Русь сделало присоединение Сибири. Урал — скрепа на этом соединении. Русь началась в Киеве, а её преображение в Россию началось на Урале. Это не «гумилёвщина», не «перетягивание одеяла на себя», не «СССР — родина слонов». Это факт, который, как ни странно, всегда остаётся в подсознании русской истории и не озвучивается. Видимо, потому что Москве слегка стыдно, что Россия начала рождаться не в Кремле, где Гришка Отрепьев миловался с Мариной Мнишек. Ментально Русь преображалась в Россию на костромских болотах, где шёл Сусанин, и на волжских берегах Нижнего Новгорода, где собиралось ополчение. А географически — на Урале, где Ермак распахнул ворота в Сибирь. И в новой, свежей России Урал из окраины державы преобразился в самый что ни на есть центр — в становой хребет.

ДЕМОНЫ ПОДСОЗНАНИЯ

Примерно в то время, когда мусульманство пришло на южный Урал, на северный Урал пришла вера в Христа. Но на Урале и христианство, и ислам легли на мощнейшую толщу язычества. И язычество не могло исчезнуть. Оно питалось образами ландшафта — пещерами и причудливыми скалами, бесчисленными «Шайтанами» и «Чёртовыми городищами». Ничто, кроме язычества, не могло совладать с диким ужасом каменных истуканов какого-нибудь плато Маньпупунёр. И ничем, кроме язычества, невозможно было объяснить «уральскую матрицу», которая продолжала работать. Ландшафт и «матрица» оставались неизменны — а потому и язычество оказалось неискоренимым. Оно просто «скрылось с глаз», «ушло в подсознание».